"Ох-хо – бомба та еще получилась... И... секс-бомба!" — Мысленно улыбнулась Татьяна, вспомнив, как выглядела подруга при их последней встрече в Гааге.
"А как перепугалась, когда узнала, что я на "Сибири" поплыву — "он же погибнет!" Хорошо хоть вспомнила, в конце концов, что не сейчас погибнет, а "в 41, когда из Таллина детей и раненых вывозить будет". Да, и выходит, что разбомбят немцы этот вот пароход, и несколько сотен человек так и уйдут под воду. А кораблик хорош, и новый совсем... — Татьяна прогуливалась по палубе, благо погода позволяла, с любопытством рассматривая незнакомую ей ни в первой, ни во второй ипостаси архитектуру морского судна. — "Значит в Ленинград. Еще три дня пути... или четыре? Надо уточнить расписание... Ох, не дай бог, только еще одного "не шторма" и уж тем более настоящего! А кораблик мы сохраним. Вывернемся наизнанку, но сохраним. Просто не допустим, чтоб нас бомбили, вот и сохраним!"
* * *
Между тем, "Сибирь", дождавшись очереди у шлюза и взяв на борт немецкого лоцмана, входила в Кильский канал. Татьяна вновь удивилась – канал очень узкий – местами чуть ли не уже Яузы – теплоход, казалась, вот-вот заденет берег с одной или другой стороны, но кое-где были и расширения – там ожидали прохода встречные корабли. А вдоль берега какие-то заводики, склады – не поймешь, чуть дальше пошли отдельные усадьбы и запорошенные снегом деревья в ровных рядах, похоже – сады.
"Яблони". — Решила Таня.
"Сибирь" шла медленно. Но часа через четыре вышла-таки в Балтику, и ошвартовалась в Киле.
По громкой трансляции объявили, что стоянка сокращена до шести часов и в 20-00 теплоход отчаливает. Насколько поняла Татьяна – капитан хотел выдержать расписание – так как той ночью корабль шел каким-то хитрым курсом, чтобы "избежать бортовой качки и обеспечить пассажирам максимальный комфорт". Таня, представив, что с ней стало бы, если не только вверх-вниз, а еще и влево-вправо, непроизвольно схватилась за ближайшие леер — "Оххх..."
Собственно это была последняя остановка, следующая — Ленинград. Часть пассажиров, севших еще в Лондоне, сошли на берег. Кто-то, возможно, просто прогуляться по твердой земле и пройтись по городу. Команда что-то лихорадочно грузила на борт. Татьяна, получившая запрет на выход с корабля, прошла в кают-компанию, где сейчас было пусто, но зато имелось в наличии неплохое пианино. Откинула крышку, и хотя сама играть не умела, но расположение клавишь-нот понимала памятью Жаннет. А Жаннет мама в детстве пыталась учить игре на аккордеоне, впрочем, без успеха: упрямая девчонка после месяца занятий заявила, что не намерена тратить время на тупые гаммы и глупые детские песенки и, устроив скандал, занятия прекратила. Татьяна понажимала в разных местах по клавишам – просто послушать звуки, и наконец, одним пальцем начала выстукивать: "Чижик, пыжик, где ты был...".
У каждого времени свои песни – кто это сказал? — не важно, — очень немногие из них войдут в золотой фонд — Что мы помним из тридцатых годов? Ммм... сходу и не скажешь. Ну, по фильмам: Рио-рита, широка страна моя родная, что-то пела Эдит Пиаф... Какая Эдит Пиаф в 36 году!? Она моложе Жаннет должна быть! И только начинает петь в каких-то мутных забегаловках Парижа. Да и песен-то у нее своих еще нет! Между тем постукивая пальцами по клавишам. Татьяна вдруг уловила что-то знакомое: таа-ти-ти, ти-таа-ти, таа-ти – азбука Морзе, — пришло из подсознания: "доо-ми-ки ре-шаа-ет ноо-мер – ДРН, нет ерунда какая-то, — доо-ми-ки ре-шаа-ет ноо-мер... Аааа!!! Бессаме, беса-аа-ме му-учо! Оооо!" Консуэла Веласкес – хит всех времен и народов, я же фильм про нее видела... Стоп! Она же написала эту песенку перед самой войной или во время? — не помню, но точно не сейчас! И было ей шестнадцать лет. Ограбим девочку? А напишет она эту песенку здесь? Мда... Этическая проблема – не напишет, и все – не будет "хита всех времен и народов", а может она что-то другое напишет? — Еще и получше? Нет, такие шедевры раз в жизни случаются, да и то не у всех... Или не случаются. Ведь не известно еще, чего мы тут наворочаем? Может девочка и не встретит того парня, которому она написала "Целуй меня", а другому такое и не напишет... Ох... Куда меня занесло – подумала Татьяна, как там Скарлетт говорила? — "Я подумаю об этом завтра!". А "Завтра была война", а тут мы войны не допустим. И значит, песен военных лет не будет, а это достояние нарда и культура. Войну мы отменим, а вот культуру отменять не будем – песни нужно вспоминать и записывать и пусть люди слушают".
"Угу, седьмую Шостаковича, тоже запишешь? Если обойдется без блокады – с этой потерей смиримся!"
"Вот наворочала! В общем ясно: Бессаме, бессаме мучо... — пальцы уже подобрали мотив, — а вот слова, слова... Может Олег знает, у него вроде жена испаноязычная...
Олег, жена – тьфу, кончится это когда-нибудь? Кто о чем, а вшивый о бане!
Хи-хи-хи – донеслось из подсознания.
"Дантес лежал среди сугробов, ... И улыбалась Натали..."
* * *
В финский залив вошли утром. "На траверзе Таллин" — сообщили по громкой трансляции. Еще пара часов хода и в свете поднявшегося, наконец, солнца, заблестели золотом купол Исакия и шпиль Адмиралтейства. Швартовка, спуск трапа, выход на пирс заняли некоторое время. Пограничный контроль, таможенный – на удивление быстро и без вопросов
"Предупредили". — Поняла она, когда увидела "комитет по встрече".
Встречали двое. В штатском. Один повыше, другой... — пошире, Назвали пароль, представились – лейтенант Таковский, лейтенант Сяковский: "Будем сопровождать вас, товарищ, до Москвы".
Когда садились в машину, уже темнело. Васильевский остров, Большой проспект... Мест этих Таня не знала, но догадалась, что едут к мосту. А он оказался совсем темным, и реки невидно – лишь белый лед отсвечивает сквозь мглу, и темная громада Зимнего дворца. А вот Невский проспект узнала. Пошел мелкий снег, заметелило. Заснеженный, темный город. Чужой, незнакомый, производящий тягостное впечатление. Или это настроение у нее такое случилось? Московский вокзал, депутатский зал.
"ВИП – персона", — прокомментировала мысленно Татьяна, но усмешки не вышло.
— Здесь подождем поезда, сообщил лейтенант, что повыше — Татьяна их фамилии пропустила мимо ушей — "Сергеев, Семенов? Семен Сергеев или Сергей Семенов?"
— Хотите есть? — спросил другой, тот, что пошире — "Михаил"
— Нет, на корабле успели пообедать, — ответила Татьяна. "Вовремя "коллега" посоветовал-напомнил: в городе еда другая будет".
Сели в "Красную стрелу".
"Слава богу, хоть купе, пусть и с мужиками". Ну у этих "мужиков" работа такая...
Лейтенанты бдели-бдили по очереди. В Твери, которая Калинин, Татьяна проснулась, — вышла из купе, и сразу подхватился и Миша, — "курить очень хочу"...
Белая ночь в Петербурге? — Черный день в Ленинграде!
* * *
Москва встретила ярким солнцем и легким морозцем.
"Семьсот километров, а светает на два часа раньше". — Подумала Татьяна, выходя на перрон Ленинградского вокзала.
Впрочем, никакой самостоятельности. Их встретили у вагона.
— Машина на стоянке, сказал встречавший – молоденький паренек в пальто и ушанке – отобрав у лейтенанта второй — Танин – чемодан.
Мотаясь по Европе, Татьяна не испытывала особенного удивления и "времннОго" шока у нее не было: заграница, там все другое! А тут вдруг накатило. Площадь трех вокзалов не изменилась, во всяком случае, на быстрый взгляд. А вот "трех зубов" — Внешэконом и Альфа банков за Каланчевкой не оказалось, и это было как удар под дых. Не было и сталинской доминанты – гостиницы "Ленинградская". И вообще, как показалось Тане, город стал как-то ниже и больше похож на ее родной приволжский провинциальный городок.
"Извозчики!" — Удивленно порадовалась Татьяна, обратив, наконец, внимание на попутный и встречный "транспорт".
— "От Сокольников, до Парка на метро" — непроизвольно напела вслух.
— Давно в Москве не были? — спросил шофер, почувствовав настроение.
— Кхх...- кхх... — закашлял лейтенант Миша.
— Молчу, молчу – замахал руками, бросив "баранку", водитель.
— Рули! — строго сказал Семенов-Сергеев.
В управлении встретил начальник отдела.
— Свободны, — сказал лейтенантам. — Как добрались? — а это уже Жаннет.
— Спасибо, неплохо, в море, правда, покачало – чуть не умерла. — Улыбнулась Татьяна.
— Ну, для умирающей вы неплохо выглядите! — Сухо заметил Штейнбрюк[132]. — Что ж, добро пожаловать домой!
— Спасибо, — разговор ее не "напрягал", Жаннет была рядом и все, что требовалось, "подсказывала в режиме реального времени.
— Так, — кивнул Штейнбрюк, одетый по какой-то оказии в форму. — Поживете пока в гостинице при управлении. Пишите отчет, подробный. Про Вальтера уже знаем, но хотелось бы знать подробности вашей встречи. Идите, вас проводят. Жду завтра в 20-00.
